На следующий день он проснулся недопустимо поздно.
Руки непривычно затекли, он продолжал их удерживать в выбранном положении и во сне, судя по всему. В загоне оказалось душно, от желания позавтракать сводило челюсти. Многовато он за ночь ей отдал тепла! Придется подраться с Четвертым и отобрать обед, брат поймет и поможет.
Синеглазая сидела рядом и рассматривала его. Волк долго лежал, не размыкая век, забавляясь ее освободившимся от страха любопытством. Девочка трогала странную для нее плотную кожу кончиками пальцев, наверняка считая, что он не заметит. Точно, не встречала волков! По вибрации пола он отчетливо определяет положение, скорость и направление движения хозяев и братьев за три поворота отсюда, а за два опознает их. И это – если вдруг по рассеянности не признает чутьем издали, читая сознание.
Провела ладонью по гладкому черепу, осторожно толкнула в плечо. Будит? Смелая малышка. Ее лицо оказалось совсем рядом, синие глаза светились интересом. «Йялл-2/7» кинул быстрый взгляд – зона полностью просматривается и прослушивается – сместился к стене, в область плохого обзора, и завозился, вроде бы недовольно порыкивая, раздраженно стряхивая подстилку. Еще бы, теперь в загоне очень тепло, даже жарко. Непривычно, он обязан отметить, а то сочтут умным. Хозяева принимали его рычание за правду год за годом, лохматая голова девочки оказалась не в пример умнее. Могла бы хоть для порядка вздрогнуть! Третий свел брови и рявкнул на пару тонов ниже, она… засмеялась. Тонкий полупрозрачный пальчик коснулся сияющей кожи трогательной длинной шеи, и девочка внятно выговорила «Сидда», повторила еще раз и тронула ладонью уже его грудь. Наклонила голову, ожидая ответа.
Третий не отозвался – просто смотрел на нее внимательно, изучая подробно и пристально. Поняла, уже открыто рассмеялась и встала, покрутилась на месте, снова села рядом, очень близко – смотри. До чего же другая! И дело не только в разнице. Третий себя знает – он разведчик, внимательный и очень спокойный. Не может быть, чтобы любая такая вот человечка в несколько минут лишила его разума, памяти и способности себя контролировать. Вечным пока подобное не удавалось, хотя они пробовали с удивительным упорством. А эта вроде и не старается… Только ему невозможно трудно перестать смотреть на нее или утратить связь со странным чужим сознанием, почти безответным, но очень доверчивым и теплым. А еще он не может запомнить ее, как все другое – с одного взгляда. Чем дольше смотрит, тем сильнее интерес и желание вглядываться. Оказывается, например, что когда она не боится, глаза становятся совершенно иного цвета, густо-синими и блестящими. Еще она непонятным способом расправила волосы и сплела их странным образом, очень красиво и необычно. От рубахи умудрилась оторвать тонкий длинный клок и перевязать им тело в узком месте. Стало еще заметнее, что у нее фигура совершенно не похожа на волчью – такая тонкая над бедрами, даже тронуть страшно, – вдруг да сломается? И Сидда, увы, по-прежнему мерзла. Третий решительно пересадил ее себе на колени и накрыл горячими ладонями ступни, очень холодные и до смешного маленькие. Синеглазая повторно рассмеялась, уткнувшись макушкой в грудь – щекотно.
Как она вообще живет, нервы все снаружи… Ох, не для Вечных с их жуткими опытами подобная кожа! Третий решил отдать ей свою рубаху и обнаружил, что девочка против – даже почти напугалась. Может, в рубахе он не такой ужасный? Или эта хрупкая человечка считает, что он ведает это странное, свойственное ее миру, – стыд наготы? Сколько мыслей, и все новые. К Первому надо идти, хотя тот уже и так прислушивается, чует, что у брата есть необычное на душе.
Ладошка человечки требовательно погладила темную кожу его плеча, дожидаясь ответа: «Я – Сидда, а ты»?
Тогда она еще не знала, что в Гнезде нет имен, зато сразу поняла: ее «зверь» не желает, чтобы хозяева прознали, насколько он не дик. Взяла тяжелую руку, принялась деловито рассматривать и довольно ткнула в выжженную при переводе на верхний уровень, в загоны для взрослых, надпись. Свой номер волвеки с трудом, невнятно, но произносят. Таков предел их разумности, допускаемый хозяевами. Более того, «зверей» учат этому.
«Йялл-2/7», – рыкнул он, окончательно развеселив человечку и тоном, и низким звучанием голоса. Бояться его эта чудная больше совершенно не собиралась. «2/7» в звучании языка Вечных ей не понравилось, длинно и путано, а вот «Йялл» – другое дело.
Так у него появилось имя.
Йяллу дали целый цикл – четыре восьмика дней – на «приручение самки».
И Третий трудился самозабвенно, приручая и обучая, действительно не отпуская малышку из кольца рук. Да она и не вырывалась, словно темные массивные лапы могли огородить от неволи Гнезда. С ним Сидда ничего не боялась, хоть и понимала с самого начала, какова власть хозяев.
Она не умела говорить с его сознанием и очень медленно учила язык Вечных, объяснять который Йялл мог лишь в короткие часы второлуния, когда хозяева слепы и глухи от шипения помех. Зато сам он уже к середине первого восьмика их общего времени освоил ее наречие. Это оказалось просто, горло волвека способно рождать звуки в куда более широком диапазоне колебаний, чем человечье. Да и слов в языке немного, нет там трудных понятий вроде «прибора» или «атмосферы». Непонятных слов, конечно, много из иного мира с его природой – кстати, «природа» – хорошее слово, живое, доброе. Но их он вызубрил наизусть, он умеет с первого раза запоминать почти любое сочетание звуков. А учиться у маленькой Сидды вдвойне приятно, она так замечательно радуется его успехам и возникшему пониманию. Ее сознание светится, как и незащищенная кожа. Греет, радует, делится добротой, – счастливо вздыхал Третий И еще Сидда гордится им, и это очень новое для него и до щекотки на коже приятное ощущение.